№ 2 - 2014
г
Литературная страница Д « ™ 3
Маргарита Григорьева
ПОО
#ОС%одяш4...
представляет...
Спираль времён: скольжу
по нисходящей
К воронке вечности, вратам
небытия.
За ними - атомный распад земного «я»,
Агония моей души кричащей...
Спираль времён - лечу
по восходящей.
Я, наверно, любила не тех,
И мечты позволяла разрушить.
В декабре робкий утренний снег
Повенчал наши грешные души.
Оборвётся беззвучно строка
Тонкой нитью изношенной пряжи.
И, даруя защиту, рука
На плечо моё зябкое ляжет.
Может, льдинка растает внутри,
И душа, согреваясь, воскреснет.
Я не знаю, что ждёт впереди.
Только знаю - идти будем вместе.
Мотыльки
У лампы вьётся стайка мотыльков, -
Последние, поверившие в лето.
Сжигая крыльев шёлковый покров,
Хотят вобрать в себя частицу света.
А мы ведь тоже - только мотыльки,
Рождённые для счастья
и страданий.
Летим на пламя, призрачно-легки,
Сгорая в лаве собственных
желаний.
Глядишь, к утру - обугленный
комок
Да пара крыльев, хрупких
и поблекших.
Не впрок наука: новый мотылёк
Летит к огню, не помня
о сгоревших.
Молитва
Прости, Господь, убожество души,
Всю мелочность мечтаний
и порывов.
Не осуди, что так нетерпеливо
Мы день за днём к концу времён
с п ешим.
Февральские окна
Ещё во власти холода земля,
Порой взметнутся крылья ярой
стужи
И звонкий лёд опять покроет лужи,
От ветра зябко вздрогнут тополя.
Но в мир пришла особенная тишь.
Лазурь небес струится мне
в ладошку.
Сверкают, как алмазные серёжки,
Сосульки на карнизах тёмных крыш.
Стремится к свету нежная трава,
Освободясь от снежной оболочки.
Весенней силой набухают почки,
Смысл обретают старые слова.
Я воскресаю. Запахи весны
Бальзамом проливаются на душу.
Февраль сошёл с ума: забыв про стужу,
Ночами дарит солнечные сны.
Жара
Солнце горячим воском стекает
на город.
И небосвод цвета пепла - в нём
нет лазури.
Мир раскалился, стал
ослепительно-рыжим.
Не по душе мне такие знойные
краски.
Тихо молю заблудившийся где-то
ветер,
Чтобы пригнал к нам полные
ливнями т у ч и .
Наше лето пахло цветами,
Чаровало песней дождя.
Но оно не простилось с нами,
По тропе времён уходя.
А потом наступила осень,
Золотя листву в сентябре.
И рябин багряная россыпь
Занялась огнём на заре.
В декабре ярились метели,
Снег ложился девственно чист.
Оглянуться мы не успели,
Как уже перевёрнут лист.
Реки лёд ломали натужно,
Солнце грело заплаты крыш.
Что ещё нам для счастья нужно?
Почему ж ты, мой друг, молчишь?..
То ли чайка взмахнула крылом,
То ли парус белеет вдали,
Иль мечта, что осталась в былом,
Покидает пределы земли.
Заплутала, наверно, во снах,
Что навеял обманчивый бриз,
Где качает судьбу на волнах
Сверху - вниз, снизу - вверх,
сверху -вниз.
Уплывает за море мечта.
Может, надо и мне за мечтой?
Только я оказалась не та,
И мечта оказалась не той.
Вот и всё. С нею квиты сполна.
Парус-чайка исчез вдалеке.
За волною приходит волна
И смывает следы на песке.
Край териконовых гор
Здесь, в краю терриконовых гор,
Посреди безграничных степей
Пьёт взахлёб неба синий простор
Город, ставший судьбою моей.
Невелик, от столицы далёк,
Он и славу, и горе познал.
А его золотой уголёк
Многих в этой стране согревал.
шев, первый секретарь Ростовского обкома Иван Бондаренко, первый
секретарь Вёшенского райкома партии Николай Булавин. Несмотря на
официальность, в словах каждого много правды и почти нет идеологи-
ческих накруток. Каждый из выступающих хорошо знал Шолохова, и
перед прощанием с ним они говорят взволнованно, искренне, трепетно.
Они говорят о величии и бессмертии таланта Шолохова.
В почётном карауле у гроба — знакомые лица: Анатолий Калинин,
Анатолий Ананьев, Владимир Карпов, Егор Исаев, Юрий Бондарев,
Юрий Верченко.
А вот кадр, запечатлевший последние минуты Шолохова на земле.
Гроб в саду у открытой могилы. Яма неровная, словно рана, вырытая
экскаватором: на таком морозе лопатой грунт не возьмёшь...
Почётный караул. Привалившаяся к гробу и опустившая голову
на руки мужа безутешная Мария Петровна. Успокаивающий её, накло-
нившийся к ней сын Михаил в форме подполковника, как две капли
воды похожий на зрелого, но ещё довольно молодого отца. В скорбном
молчании — дочери, зятья, невестки, внуки. Среди них — Владилен
Логачев.
Помню, как в этот миг М. В. Зимянин, увидевший наведенную на
него телекамеру, отмахнулся и тихо сказал стоящему рядом коммента-
тору Центрального телевидения Александру Тихомирову:
— Побольше снимайте людей. Покажите, сколько народа пришло
проводить Шолохова в последний путь...
А потом, когда я уже успел передать репортаж о похоронах в редак-
цию, были поминки. Их было сразу несколько. Для высших чинов. Для
делегатов из городов и районов. Для технического персонала. Меня
лично никто никуда не пригласил, и я собирался в «Волге» подождать
мою благодетельницу Светлану Ивановну Захарову, чтобы вернуться
в Каменск. Но тут пришла она сама, вытащила меня из машины и чуть
ли не за руку привела в ту компанию, которую возглавлял секретарь
Ростовского обкома партии по идеологии Виталий Суслин.
Опять были речи. Но звучали они здесь почему-то не очень правдопо-
Память в людях тревожно бурлит,
Словно всё это было вчера:
Серебристой рекой антрацит
Вновь из шахты идёт на-гора.
На губах - сладкий привкус побед,
Чуть горчит трудовой жаркий пот.
Годы минули. Шахт больше нет.
Ну, а город? А город живёт!
Ведь шахтёры - особый народ:
Дух его просто так не сломить.
На издёвки всех бед и невзгод
Отвечают они: «Будем жить!»
Здесь, в краю терриконовых гор,
Посреди безграничных степей
Пьёт взахлёб неба синий простор
Город, ставший судьбою моей.
Хочешь, нежно тебя обниму,
Невесомо прильну к плечу?
За тобой вслед сойду я во тьму.
Пожелаешь - в небо взлечу.
И утешу, когда ты один,
Разделю любую беду.
Ты однажды достигнешь вершин,
И тогда я в тень отойду.
Чтоб по краешку жизни скользя,
За тобой тайком наблюдать.
Буду знать, кто враги, кто друзья,
И в кого ты влюблён опять.
Истечёт нам отпущенный срок,
И в конце последнего дня
Ты не будешь со мной жесток,
А простишь за любовь меня.
добно. Может, от того, что переохладившись и попав в тепло обильного
застолья, люди больше думали о своих естественных потребностях.
Не сразу, но все отчетливей и отчётливей слышались голоса. За
нашим столом сидел писатель, фамилию которого я едва слышал. То
ли от осознания своей значимости, то ли от выпитой водки он был нео-
бычно оживлен. Долго рассказывал о своём творческом методе, мешая
слушать поминальные слова людей, знавших Шолохова, и, забывая о
том, где он находится, лез чокаться...
Когда писатель рассказал пошлый анекдот и первый сдавленно
засмеялся, запрокинув лобастую бычью голову, я встал и вышел из
столовой.
На площади, где совсем недавно стоял открытый гроб Шолохова,
людей почти уже не было. Лишь несколько женщин в чёрных платках
крестились у церкви и, методично опуская лицо в сторону дверей, кла-
нялись в пояс. Я предположил, что в храме идёт служба, сквозь пряную
дымку ладана мерцают свечи и густой перезвон колоколов уплывает
под церковные своды...
Но убедиться в этом не успел: сзади засигналила знакомая «Волга»,
и мы поехали. Мимо мелькали дома Вёшенской. Здесь, по этой дороге,
много раз ходил Михаил Александрович. Здесь рождались образы мно-
гих его героев. Шолохов ушёл от нас навсегда. И вместе с ним ушло
что-то дорогое и близкое каждому. Видимо, о том же думала и всегда
оживлённая Захарова, и флегматичный водитель Ваня. До самых Ка-
шар мы ехали молча, каждый думая о своем, и всё-таки — об одном
— о Шолохове.
Идут годы. Когда в очередной раз читаю в жёлтой прессе домыслы,
а по сути — пасквили о Михаиле Александровиче, то невольно вспо-
минаю тот день 23 февраля 1984 года. Вспоминаю не общение на по-
минках с весёлым писателем, не формальности траурной церемонии, а
людское море на улицах Вёшек, молящихся старушек на паперти, наше
молчание в райкомовском автомобиле.
Идут годы. Несмотря ни на какие катаклизмы жизни, Шолохов с
нами. Останется он и после нас...
Мнение:
Дорогие друзья, соседи!
Я - Ивеншев Николай Алек-
сеевич заявляю, что ваш жур-
нал стал значительно лучше,
нежели старый «Дон».
Но не в коем случае нельзя
публиковать людей за деньги.
Иначе хлынет такой скучный
поток, что журнал сразу же за-
вянет. Конечно, я никакой не
указчик. Так, советы посторон-
него, прежде всего читателя. А
так - «Дон» может скоро стать
лучшим журналом юга России
и даже всей России. Наша «Род-
ная Кубань» с её экзерсисами в
украинское прошлое не может
с ним конкурировать.
Успехов Вам в вашем благо-
родном деле во славу русской
литературы.
Ваш друг и брат Николай
ИВЕНШЕВ, член Союза писа-
телей России, член правления
Краснодарского регионального
отделения Союза писателей
России.
* * *
* * *